(no subject)

Это было не сложно. Сначала закрыт вокзал.
Потом билетов не было или была гроза,
А после она привыкла. Здесь, в общем-то, как везде.
Родила ребенка какой-то заезжей, кажется, рок-звезде.
Он уехал, а эти двое остались, живут,
И, говорят, ей даже лучше бывает тут.
Солнце светит, птицы в клетках поют,
К Новому Году премия, будет большой салют.
Сыну нравятся фейерверки, наверное, это в отца,
Жаль, она не помнит ни имени, ни даже его лица.
К весне новые туфли, летом с ребенком в Крым,
Осенью в школу - новое платье и новый грим.
По субботам на кухне с подругами говорит:
Они жалеют ее, она улыбается, ей хорошо, молчит.

(no subject)

он орет: «Я люблю тебя дура!»
она улыбается, помнит что он женат,
что завтра утро и что клавиатура
остынет и буквы станут послушно в ряд.
а в кружке яд уже подступает к горлу,
и кофе утренний, как оказалось, совсем не горчит.
а тот все что-то про вечность с трудом кричит.

а завтра похмельем утренним
(у нее никогда не болит голова)
мамочки, что ж я такая глупая,
зачем же я снова была права?
она надевает джинсы, выходит в город,
тугую втягивая волну в себя.
он ей не снится, он просто дорог.
как память или все же еще любя.
она не думает – лучше не думать много
и кофе пить без сахара, мяту роняя в чай.
а кто-то скажет, что смотрит уж больно строго,
и девочкой вдруг назовет невзначай.
и что-то дрогнет, прорвет плотину,
из старых ран вымывая соль.
лицо спокойно, а пульс в полтину
превысит норму, моя Асcоль.
прошло и скрылось, наступит вечер,
а утром солнце и голоса.
она-то помнит: Другим не верьте,
и сказок нет. Вот жужжит оса.
и это, в общем, светлая полоса.